Линии дней - Евгений Карпенко

– Как живете? – сквозь грохот музыки, спросил я её прямо в ухо.

– Глупо, – отвечала она.

– Как-как? Глупо? – засмеялся я, чуть отстранившись.

– Ага…

В другом танце она говорила о работе, о дочери, и попросила меня рассказать о себе.

– Работаю на финансируемом вами участке, живу один, семья далеко.

– Далёких семей не бывает… – усмехнулась Людмила. – Либо она есть, либо её нет.

Закончилась музыка, и я присел к её столику:

– Это почему же так?

– Я больше года жила с одним командированным из Санкт-Петербурга. То

говорил, что разведён, то, что разводится. А в один прекрасный день взял да и пропал. И только спустя месяц соизволил позвонить и сказать, что живет дома, с женой, и всё у них налаживается. А у меня теперь рваная рана – воспалённая, кровоточащая.

9

Елене я в первый месяц звонил всего раз. Спросить о здоровье детей, делах. На все вопросы она отвечала односложно, ограничившись общими фразами, сходу предложила поговорить с Яночкой. Дочь была со мной разговорчивее, однако противоречива: утверждая, что дома всё нормально, всё хорошо, она неизменно спрашивала, «Когда же ты, наконец, приедешь? Дома плохо всё, скучно без тебя».

Я и сам всё больше скучал о Елене, детях. Зная же стоимость перелёта туда-обратно, старался об этом не думать. Когда же мы сдали первое сметное выполнение, я осмелился спросить разрешение гендиректора пригласить на недельку в гости Елену.

– Не вопрос, – сказал Рустам Алексеевич. – Пусть жена твоя отправит на нашу почту данные своего паспорта, мы возьмем ей билет.

Спустя несколько часов я отправил Елене телефонное сообщение:

«Компания оплатит перелёт. Приедешь?»

«Нет, – пришел слишком быстрый, почти мгновенный ответ. – Не хочу больше слышать о твоих несчастьях, что испортила тебе жизнь».

Невзирая, что отношения наши уже давно были натянутыми, если не сказать плохими, такого ответа я не ожидал. День был субботний, к вечеру, и я с трудом продолжил распоряжаться относительно завершения работ к выходному дню. Как бы там ни было, мне всегда казалось, что этот наш негативный этап хотя и не случайный, но временный, ведь за плечами у нас не один десяток счастливых лет семейной жизни.

Через полчаса от Елены ещё одно сообщение:

«У меня появился свой мир. И он мне нравится!»

«Нравится!» – повтор в следующем сообщении.

От волнения у меня стал пропадать голос и плохо слушаться ноги. Оставив опломбировку складов и прочие дела на произвол, я побрел прочь со стройки.

Быстро идти не получалось: на пешеходных тротуарах меня обогнали минимум полсотни людей, в том числе инвалид с костылем. В квартире едва скинув обувь, я тотчас рухнул плашмя на диван и не в силах был шевельнуться. Спустя лишь полчаса смог выдавить из себя несколько горделивых строк:

«Я чувствовал его, этот твой мир. Именно от него сюда и сбежал!»

«Ошибаешься. Я говорю не об интимной связи», – пришел вскоре обнадёживающий для любого мужика ответ и я начал таять:

«За что тогда так сильно бьёшь? Что я такого сделал? Я ведь приехал сюда с единственной целью – денег в семью заработать. Учебную сессию Анюты оплатить…»

«Не я тебя туда посылала,… и присланной тобой зарплатой сама не пользовалась. Анютин университет оплатила; как ты просил, купила смартфон Яне, а оставшиеся десять тысяч лежат дома, если нужно, вышлю тебе обратно. И оставь для какой-нибудь другой женщины эти свои „самцовые“ переживания. Ты же сам вечером перед отъездом в пьяном виде сказал мне, что фригидна. Видимо так оно и есть».

Волнение моё подхлестнула подплывшая с какого-то бокового притока волна стыда: ведь говорил же, именно так говорил!

«Прости, если сможешь, – написал я ей. – Знаешь ведь, многие слова я бросаю впопыхах, не обдумавши. И удельный вес их весьма невелик. Прости, пожалуйста».

«Умерло то, что всегда прощало в таких случаях, – был скорый ответ, – точка невозврата пройдена. Не хочу, чтобы через десять лет ты снова напомнил мне, что испортила твою жизнь. Так что пока не слишком стары, нужно подумать о создании чего-нибудь нового. Как, например, твои родители – развелись ещё лет двадцать назад, и живут себе каждый сам по себе. Неплохо живут. О срочном разводе тоже не переживай. Слышала я, что кроме уймы времени, это стоит теперь немалых денег».

Её ответы были слишком быстры, надрывны, я чувствовал их боль, что писавши их, она, возможно, плачет. Осознавать, что весь я, вся моя сущность, ей столь неприятны, раздражительны, мне тоже было нелегко. И наперёд зная беспомощность своих слов, я отвечал ей своим привычным пафосным вздором:

«Умершее воскреснет, а к этой точке невозврата мы будем ходить, как раньше по выходным ходили к скалам Очарования, – умиляясь, вдохновляясь».

«Не хочу больше слышать твоё умиление, вдохновенную болтовню, пустые надежды,… нытьё, жалобы. И вообще, ты отвлекаешь меня, я дома крашу ворота».

«Ворота… – стукнуло в моей голове, – ведь напоминала столько про них, просила покрасить. Зимой вон три недели бездельничал».

Эмоциональное моё напряжение сменилось вдруг потребностью двигаться, куда-нибудь идти. Наскоро переодевшись, я пешком отправился на городскую набережную и неподалёку от «Моста влюблённых» до поздних сумерек сидел на одном из парапетов одетой в мощный гранит тёмно-коричневой Туры.

На набережной было много гуляющих горожан, – семейных пар с малыми детьми, с колясками, молодёжи на велосипедах, на роликах, домашних животных… «Тюмень – город счастливых людей!»

В понедельник и последующие несколько дней я звонил Елене, – справлялся о её делах, самочувствии. Отвечала она мне нехотя, односложно, ни о чем не спрашивала и после моих слов о себе затягивалась долгая пауза. В те дни Яна простудила ушко, – о её лечении Елена говорила со мной свободнее, подробнее, и тут же прощалась со мной – с явным облегчением.

Чувствуя её напряжение от разговоров со мной, я две недели ей не звонил. Попытки увлечься делами были безуспешны: работа, что называется, валилась из рук.

Ещё недели через две позвонила вдруг Яна:

– Почему ты так долго не звонишь? – со слезами в голосе, набросилась она на меня. Это было не похоже на неё: Яна жизнерадостный человек, у неё всегда «всё нормально».

– Что, случилось что-нибудь?

– Ничего особенного, просто я сережку потеряла.

– Из тех, что я из Египта привез тебе в прошлом году? Как ты могла её потерять?

– Сама не знаю, может быть, где-нибудь во дворе, может быть, в саду… – хныкала Яна, и я чувствовал, что она что-то недоговаривает.

– Ты не переживай, я скоро приеду, и мы купим тебе новые, в «Галерее» есть кое-что интересное. Вспомни лучше, где ты могла её потерять?

– Приедешь? – оживился её голос. – Это будет очень хорошо. А за серёжку, я правда не помню, возможно мама её в окно выбросила…

– Мама? В окно? Странно… у вас там с мамой всё в порядке? Она совсем не хочет со мной говорить.

– Да ничего,… в общем-то, всё в порядке. Хотя, приезжай поскорее… – протянула Яна, и из её тона я понял, что мне нужно брать билет домой. Съездить хотя бы на неделю.

Рустам Алексеевич не возражал, попросив лишь, чтобы я улетел в следующую пятницу, завершив кое-какие дела.

На следующий день, позвонив Яне, я узнал, что с Еленой на работе случился вдруг странный приступ, вызывали «скорую», и сейчас она дома, спит. Сильно взволновавшись, я попросил Яну, чтобы, когда мама проснётся, по телефону сообщить о её самочувствии.

Когда на моих часах было уже ближе к двенадцати ночи, (дома десять), я телефонным сообщением послал Яне вопросительный знак.

«Всё нормально», – последовал ответ, и несколько успокоившись, я отправился спать.

На другой день я снова позвонил Яне: как мама?

– Не очень… – с растяжкой отвечала Яна. – Она сейчас в душе, сказала, сама тебе перезвонит.

Спустя минут десять Елена и впрямь перезвонила. С телефона Яны:

– Привет, – совершенно незнакомым мне, каким-то слишком звонким голосом сказала она. – Как твои дела?

– Мои дела хорошо, расскажи лучше, что случилось с тобой?

– Да так,… что-то голова временами болит, плохо соображаю, был скачок артериального давления, да,… Я тут для успокоения нервов «Ноотроп» принимала, ещё какую-то дрянь, возможно просроченную, да,… вот и «сплохнуло» немножко, да. Как твои дела?

– Взял билет на будущую пятницу. Если хочешь, в понедельник попрошу директора переслать тебе вторую зарплату. Вышлешь денег Анюте, себе чего-нибудь купите, Яночку приоденете.

– Конечно, очень хорошо, что ты приезжаешь, да. Хорошо, что денег вышлешь, мы тут Яне кое-что купим. Анюте отправлю. Да. Как твои дела?

– Вчера вот зарплату мужикам выдавал. По ошибке зарплату одного выдал другому. Скандал, чуть не до драки…

– Ну ладно, пока, – переменившимся тоном оборвала меня Елена, и связь отключилась.